Трое современных фотодокументалистов — Валерий Нистратов, Сергей Пономарев и Артур Бондарь — выбрали и прокомментировали самые интересные, на их взгляд, работы мастера

Валерий Нистратов 

-В основном то, что я знаю о Халдее, — несколько десятков известных фотогра­фий. Это хрестоматийные образы войны, например «Знамя Победы над Рейх­ста­­гом». Советские военные фотографы часто создавали пропагандистские образы, делали постановочные фотографии — Халдей, конечно, тоже этого не избежал. Поэтому мне хочется сосредоточить свое внимание на неизвест­ном мне Халдее, где Халдей скорее не фоторепортер, а прежде всего свидетель с камерой. Большинство кадров, которые я выбрал, сняты немного любитель­ским, неискушенным взглядом. В них есть подробности и детали. Советская фотография грешит их отсутствием: снимки тщательно ретушировали или просто избегали ненужных деталей в кадре при съемке.

«Мертвая женщина около Ландвер-канала» (1945)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ

Эта фотография поражает меня обыден­ностью смерти. На набережной Берлина лежит мертвая женщина, типичная немка. Неясно, убили ее или она покончила жизнь самоубийством. В этом интрига снимка — что произошло с этой женщи­ной, кто она? Такое ощущение, что фотографию сделал не репортер Совет­ской армии, а берлинский фотолюбитель, который гулял по набереж­ной в солнечный день.

Женщина, по всей видимости, городская дама среднего класса, хорошо одетая, в шляпке, в перчатках, туфлях, рядом — саквояж и какие-то вещи. Если вспомнить теорию Ролана Барта, то мы видим тут «пунктумы», мельчайшие детали, за которые цепляется взгляд    : изгиб пальцев, то, как повернута ее рука. Мне нравится композиция кадра: две линии — черная (мост) и белая (бордюр), которые сходятся за деревьями.

Это абсолютная, каноническая смерть, как ее мог бы изобразить поэт или ху­дож­ник. Перед нами безвременная фотография, не привязанная к опреде­ленной эпохе или моменту, и в этом ее сила. Да, мы знаем, что снимок сделан в военное время. Но ведь война — это рутина, в ней нет ничего герои­ческого. Даже в войну люди живут обычной жизнью — разница только в том, что тебя могут убить, когда ты выйдешь за хлебом.

«Берлинцы смотрят на советские танки, которые вошли в город» (1945)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ  

Что бы увидел на этой фотографии совет­ский человек? Что советские солдаты освобождают Берлин. Но я смотрю на этот снимок взглядом современного человека. И меня здесь цепляет ощущение полной неизвестности. Обычно на снимках с таким названием люди ликуют, встречают солдат с цветами. Но тут мы видим, что люди скорее растеряны. Они не знают, чего ждать.

На переднем плане стоит женщина с ботин­ками. Я задаю себе вопрос: почему она их дер­жит, зачем они ей? Лишняя пара обуви, которую она хочет вручить солдату? Или просто несет мужу?

Эта фотография не о ликовании при встрече солдат, а о двусмысленности того, что произой­дет дальше. Ботинки в руках у женщины — своего рода триггер, который заставляет думать об этом. Может, они — единственное, что у нее осталось, а солдаты, возможно, отнимут их и надругаются над ней. А может, солдаты, наоборот, помогут этой женщине.

Атмосфера на снимке мне кажется гнетущей, депрессивной: противопо­став­ление танков и женщин, сырая земля… Эта фотография не о радости, она скорее о начале очередной мрачной страницы истории, о предчувствии очередной формы насилия.

 «Салют в освобожденном Севастополе» (1944)
© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ  

Это постановочный снимок. Идеальный для того, чтобы опубликовать его в газете вместе с новостью об освобождении Крыма — для поддержания боевого духа. Но я считаю, что на самом деле это фотогра­фия с двойным дном. У Халдея было все в порядке с чувством юмора и иронией. Часто в его работах присутствует абсурд.

В этой фотографии мне нравятся ее абсолют­ная дикость и безумие. Солдаты стоят в организованном Халдеем кадре — он попро­сил их пострелять в воздух. Они вроде бы радуются тому, что им удалось освободить город. И ты тоже сначала этим проникаешься. Но вдруг понимаешь, что эта эйфория совершен­но неоправданна, что в действительности радоваться нечему: война еще не закончена, и жизнь этих солдат может завершиться в любой момент. Важную роль в этом понимании играет задний фон: разбитая баржа, дым, памятник затоплен­ным кораблям — картина полнейшей разрухи.

Это черный юмор. Такую фотографию мог бы снять, например, 
Мартин Парр    . Халдей был очень ироничным человеком, и это не могло не сказаться на его фотографиях. Он мог выбрать не такой драматичный задний план, но в итоге фон выглядит противоречивым, и снимок приобретает двусмысленность. Раньше этот кадр был образцовой пропагандой, а сейчас его абсурдность просто бросается в глаза.

 

«Враг народа» (1938–1939)  

1 / 2

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ 

Это очень необычная фотография, я наткнулся на нее случайно, раньше ни разу не видел. Визуально это плохой снимок, хотя у Халдея, разумеется, было чувство композиции и формы: глаза старика в неудачной фазе, темное пальто смешивается с черной решеткой, в центре кадра белое пятно, сам кадр разделен на две части. Вместе с тем я уверен, что это пропагандист­ская постановка — и, что самое странное, очень неуклюжая.

Обычно снимки «врагов народа» — это фор­мальные фото в профиль и анфас с номером и фамилией поверх снимка (есть даже такое понятие «фотография под арестом»). А тут снимок нарочито неформальный, репортаж­ный, к тому же он — часть серии, в которой «враг народа» идет на допрос, его допраши­вают и т. д. 

2 / 2
© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ

Фотограф как будто специально снимает плохо, чтобы было больше похоже на правду. Мне эта фотография интересна как образец конструктора по произ­вод­ству фальши: мол, сделайте нам иллюстрацию к статье про то, как власть вылавливает недобитых врагов народа. И это прекрасный пример того, как и в каких обстоятельствах работал советский фотограф.

Сергей Пономарев 

Мастерство фотографа определяется в первую очередь умением компоновать кадр. Это основная заповедь любого жанра фотографии. По снимкам Халдея можно учиться композиции и технике фотографии. Это поразительно уже потому, что Халдей как военкор часто снимал в экстремальных условиях, под пулями. И конечно, он пони­мал, что его снимки еще должны будут пройти фильтр цензуры.

Просмотрев архив Халдея, я выбрал несколько снимков: иногда меня завора­живал кадр, казалось бы, достаточно простой, просто пейзаж, но как фото­граф я видел в нем мысль автора, желание усилить кадр, сказать что-то большее. Иногда я замечал схожие приемы, которые автор применял в разных местах. Некоторые снимки перекликались с моей собственной биографией фотографа

.«Пограничники. Тянь-Шань» (1938) и «На Мурманском направлении» (1941)

На Мурманском направлении. 1941 год© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ

У нас говорят: любитель применяет 10 штам­пов, а профессионал оперирует сотней. Очень часто фотограф, когда снимает войска, применяет в композиции ритм — чередует темные и светлые объекты в кадре. И вот мы видим один и тот же прием в совер­шенно разных местах: конный патруль в горах Тянь-Шаня и солдаты где-то на Мурманском направлении. В этих кадрах важна детальная проработка и артистич­ность силуэтов. Поскольку фигуры очень темные, только мастерство фотографа можем дать нам возможность прочесть детали: плащ-палатки, буденовки, винтовки. При вроде бы одинаковой компо­зиции у обоих кадров совершенно особенное на­строение. В тянь-шаньском — безмятежность и уверенность во всем: и в позах всадников, и в мерном шаге коней, и в фоне — небо светлое, снег чистый. В мурманском снимке солдаты идут по краю воды, как по острию. Их силуэты отражаются в воде, создавая ощущение какой-то двойственности, которая усиливается темным, контраст­ным небом. Позы у солдат напряженные: хоть и видно, что они идут налегке, они как бы нагружены бременем войны.

«Разрушенный Севастополь» (1944)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ 

Другой удивительный кадр — разрушенный Севастополь в мае 1944 года. Меня здесь привлекло то, что Халдей не стал просто фотографировать разрушения, у него много таких снимков, где просто запечатлено war porn    . Он попробовал внести жизнь в кадр и обрамил разрушенное здание живыми деревьями и кустами. Я думаю, что к 1944 го­ду он повидал уже много разрушений и не хо­тел рутинно документировать еще одни развалины. В этом снимке я считываю его мысль, что жизнь продолжается, разру­шения временны, дома отстроят, а деревья станут еще больше. Еще в этом кадре нет людей, что необычно для фотожурна­листики. Думаю, что это тоже не случайно, в этом есть своя эстетика, созерцатель­ность — посмотрите, как руины сочетаются с кучевыми облаками.

«Поэт Евгений Долматовский со скульптурной головой Гитлера в Берлине» (1945)
Евгений Долматовский в Берлине. 1945 год© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ

Этот снимок, возможно, видели многие, но мне он близок в связи с неко­торыми личными воспоминаниями. Изображенный здесь поэт Евгений Долматовский в своей книге «Было» вспоминает, как нашел голову Гитлера в одном из помещений Рейхстага:

«Я прошел к трибуне. Под ней валялась сорванная с какого-то памят­ника бронзовая голова Гитлера. Не знаю почему, я поднял ее и вынес из здания. Она была тяжелая, у Бранденбургских ворот я ее бросил, и она со звоном покатилась по брусчатке под смех стоявших там наших солдат».

Очевидно, прямо перед этим Халдей и запе­чатлел Долматовского с Гитлером в руке.

Когда-то я оказался в похожей ситуации. Точно так же я входил в захва­ченный город и наблюдал, как люди, годами ненавидевшие своего врага, вдруг получают все, чем он вла­дел, в свою полную власть. Памятники дикта­торов летят под ноги солдатам. У меня это было в Триполи, и в моем случае это была голова Каддафи  .

К сожалению, я не знаю, куда подевалась та голова, в тот день думать приходилось много о чем другом. Думаю, что Халдею в тот момент тоже было не до Долматовского с его головой Гитлера. Для него, как для репор­тера Советской армии, главным символом победы должен был стать красный флаг над Рейхстагом.

 

«Знамя Победы над Рейхстагом» (1945)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ  

По мере продвижения Красной армии к Бер­лину в каждом занятом городе на главном административном здании водружался крас­ный флаг. По снимкам, сделанным в эти моменты, видно, что отрабатывать свой легендарный кадр со знаменем над Рейхста­гом Халдей начал заранее.

Советский флаг у здания парламента в Будапеште. 1945 год© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ 

К примеру, мы видим снимки, сделанные им в феврале 1945-го в Будапеште. Вначале солдат вешает флаг перед зданием парла­мента. Солдат один, снят с нижней точки, чтобы передать перспективу здания. Но в кадре нет торжественности, он очень будничный.

Советский флаг над Будапештом на крыше парламента. 1945 год

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ  

После этого в том же Будапеште Халдей берет солдат с собой на крышу парла­мента, и они вешают флаг уже там. Поскольку фотограф оказался на одном уровне со своими героями, он не смог передать перспективы города. Кроме того, половина кадра оказалась занята небом, она как бы стала нерабочей, а кадр — не очень композиционным.

Флаг Победы на аэродроме в Темпельхофе. Берлин, 1945 год

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ 

В следующий раз Халдей снимал водружение флага уже в Берлине, в аэропорту Темпель­хоф. Фигура орла образует композиционный баланс с флагом, но нет перспективы города.

Когда Халдей наконец оказывается на крыше Рейхстага, он учитывает все ошиб­ки преды­дущих попыток и пробует более высокую точку съемки, чтобы бойцы оказались ниже его и город был виден.

Знамя Победы над Рейхстагом. 1945 год

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ 

В архиве есть несколь­ко кадров, по которым видно, что и здесь Халдей некото­рое время ищет идеаль­ный ракурс, пока в итоге не делает идеальную по компо­новке фото­графию. Она и войдет в историю как самый известный снимок Берлина, посвященный окончанию войны. При публикации «Знамени Победы над Рейх­ста­гом» снимок подвергся рету­широ­ванию. В частности, добавили грозовые облака для драматизма и убрали вторые часы на руке одного из солдат, чтобы избежать подозрений в мародер­стве. В экспозиции Еврейского музея и центра толерантности можно увидеть подлин­ный, неотретушированный негатив «Знамени Победы над Рейхстагом», подарен­ный музею несколько лет назад.

Артур Бондарь 

Евгений Халдей безошибочно чувствовал свое время. Его интуиция, любо­знательность и усердие в создании снимков — свидетелей эпохи сделали его одним из самых значимых фотографов XX века. Непросто было остано­виться, выбирая любимые снимки из вели­кого наследия Халдея, но я попытался, стараясь обойтись без наиболее растиражи­рованных.

«Объявление о начале Великой Отечественной войны» (Москва, 22 июня 1941 года)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ  

22 июня 1941 года началась Великая Отече­ственная война. Люди на фотогра­фии слу­шают историческую речь наркома иностран­ных дел Вячеслава Моло­това: «…без предъ­явления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну». Фотография историческая, отражающая первый день огромной трагедии. И Халдей прочув­ствовал это.

Фотография очень грамотно выстроена с точки зрения компози­ции. На снимке мы видим перспективу уходящей вдаль улицы 25 Октября (сегодня Николь­ская) и образ, по которому можно сразу иденти­фицировать место и страну — Кремль на заднем плане.

Евгений Халдей был мастером того, что другой великий фото­граф, Анри Картье-Брессон, называл «решающим моментом»: мы как будто слышим объявление о начале войны и видим, как оно действует на слушателей. Эмоциональная напряженность заполняет снимок. Люди на переднем плане, замерев, смотрят по диагонали вверх, хотя там ничего нет, даже громкогово­ритель за кадром. Складывается ощущение, что они смотрят на небо и уповают на Божью помощь в надви­гающейся неизвестности. Более того, в одном этом снимке уживаются разные эмоции каждого из героев: мужчина застыл с сигаретой и ловит каждое слово; девушка нервно трогает губы кончиками пальцев, глубоко погруженная в свои переживания и мысли; другая девушка, наоборот, сурово смотрит вперед; наконец, на первом плане женщина смотрит вверх с вопрошающим взглядом — что дальше?

«Олень Яша» (1941)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ   

Евгений Халдей, как и многие другие доку­ментальные фотографы его времени, не только фиксировал реальность, но и созда­вал, придумывал снимки. Сейчас невозможно себе представить, чтобы фотожурналист прибегал к монтажу. Но во времена Халдея фотография активно использовалась как действенное средство идеологической пропаганды, часто в ущерб правдивости. В газетах снимки иллюстриро­вали вычитанный цензурой текст и должны были ему соответствовать. Детали фотографий часто вырезались, доклеивались, дорисо­вывались, закрашивались или выцара­пывались. Финальное изображение в этом случае имело мало общего с оригинальным негативом.

В творчестве Халдея один из самых извест­ных и визуально очень сильных примеров монтажа — фотография «Олень Яша». Фотограф здесь применил мультиэкспо­зицию (оптическое впечатывание деталей снимка с различных негативов). На ориги­нальном негативе с оленем, контуженным во время бомбарди­ровки Мурманска и вышедшим к солдатам, не было ни взрывов, ни мчащихся в небе истребителей. Халдей создал эту фотографию из несколь­ких снимков, и по ней мы можем оценить его художественный взгляд, как он мыслил и составлял кадр.

Оленя по законам золотого сечения уравновешивают комья земли от взрыва, на который устремлен взгляд животного. Между ними, посередине кадра, — сломанное дерево как образ оборвавшейся жизни.  Взгляд зрителя всегда идет слева направо, и здесь он наталкивается на встречную динамику летящих самолетов. В результате получается очень эмоциональный и яркий образ жизни, которую губит война, развязан­ная человеком.

«Поэт Евгений Долматовский со скульптурной головой Гитлера в Берлине» (1945)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ  

Один из самых известных снимков, символи­зирующих конец войны и победу Красной армии, — фотография Халдея «Знамя Победы над Рейхстагом» (тоже, кстати, постановоч­ная и отредактированная). Но мне лично гораздо более красноречивой и правдивой кажется фотография поэта Евгения Долма­товского со скульптурной головой Гитлера (по воспоминаниям Долматовского, голову фюрера он подобрал неподалеку из кучи мусора).

Этот снимок довольно простой. Но в позе Долматовского, в том, как он стоит с Гитле­ром в одной руке и с тростью в другой, в том, как открыто и искренне он улыбается, есть общечеловеческая радость от окончания войны. Грамотно выстроенная композиция кадра немного напоминает по построению и перспек­тиве снимок первого дня войны в Москве на Никольской. Только на заднем плане вместо Кремля — Рейхстаг. На среднем плане мы видим пушки, танки, лошадей и развалины разрушенного Берлина, которые создают атмосферную картину одного из последних дней войны.

Небольшая нерезкость придает бо́льшую правдивость снимку, потому что так он напоминает нам обычную любитель­скую фотографию. Она не идеально резкая, а сделана как будто бы невзначай, на ходу. Неизвестно, задумал ли так фото­граф или просто снимал в спешке, но и это сработало на пользу снимку: такой фото­графии мы верим еще больше.

Этот снимок Евгений Халдей сделал для созданного в 1951 году журнала «Клуб». Это время было сложным периодом в жизни фотографа. Его, как еврея, уволили из фото­агентства ТАСС за якобы недостаточный образовательный уровень и недостаточную политическую грамотность. Единственное место, куда Халдей смог устроиться, — общественно-политический и научно-методи­ческий журнал ВЦСПС    и Мини­стерства культуры СССР «Клуб». Вернувшись на родную Украину, Халдей делает снимок «Путешествующий кинотеатр».

Эта фотография одновременно очень многопла­новая и гармоничная. Мы видим колхоз­ников, завороженно смотрящих на экран, оставленный за кадром. Кто-то сидит прямо на земле, кто-то стоит, кто-то расположился в кабине трактора или кузове грузовика. Здесь снова мастерски пойман момент — начало 1950-х. Герои снимка — люди и техника, покорители природы на пути к светлому будущему. Мы не знаем, какую картину смотрят эти зрители, но кажется, что они смотрят в буду­щее: кто-то с насторожен­ностью,  кто-то с интересом или надеждой.

«Мать всех сынов» (1970)

© Евгений Халдей / Из коллекции МАММ / МДФ  

Это снимок Востряковского кладбища в Москве. На 22-м его участке распо­ложены братские могилы, в которых покоятся 1132 погибших в Великой Отечественной войне. Фотография сделана в 1970 году, то есть спустя 25 лет после окончания войны. Снимок очень поэтичный и символичный. Мы видим выстроенную перспективу уходящих вдаль надгробий с высеченными на них именами. Форма этих захоронений напоминает военные заградительные сооружения пирамидальной формы, которые еще называют «зубы дракона». В левом углу кадра стоит женщина в траурной черной одежде — вдова или мать погибшего героя войны. Мы не знаем ее имени, но на этом снимке она олице­тво­ряет жен и матерей всех, кто лежит в этих могилах. Холодную, молчали­вую, завораживающую атмосферу снимка венчает зимний пейзаж с елями, занесенными снегом.

Этот снимок в каком-то смысле автопортрет. Так, наверно, ощущал себя в то время сам Халдей: уходит все больше свидетелей войны — поколение, к которому принадле­жал фотограф. Когда-нибудь и он присоеди­нится к ним, и останутся только ели, молчаливо стоящие вокруг могил.

В постоянной экспозиции Еврейского музея, в разделе «Холокост и Великая Отечественная война», есть биографический видеоочерк о Евгении Халдее из цикла «Еврейские судьбы». Кроме того, до 6 сентября в музее проходит выставка «Неизвестный Берлин. Май 1945 года», на которой в том числе представлены снимки Халдея.  

Источник: https://arzamas.academy/materials/2110